В.И. Мурашов

Историческая задача России –
обретение эволюционнонационального смысла: от жизни «по понятиям» к понятию жизни
Особенность российского младенческого либерализма, снедаемого патологической страстью к собственности (так и хочется сказать, когда же ты наконец подавишься? В низости духа, а не в экономике – его материальном проявлении, заключены все болезни России и мира), состоит в том, что он есть отрицание социализма (по своему, исторически неразвившемуся, понятию, представляющему собой более конкретную форму идеи свободы) без диалектического снятия, то есть преобразования и сохранения в себе последнего (однако, его материальнофинансовую плоть и кровь элитные, креативные и прочие шкурники сняли). Поэтому, будучи особенным, эгоистически абстрактным моментом понятия свободы, либерализм (точнее представляющие и дискредитирующие его) вместо того, чтобы углубляться в совесть и восходить к нравственности – своей конкретной, субстанциальной всеобщности, проникает во все органы и функции социального организма, превращаясь в тотальность формальной свободы – лишь внешней границы свободы по «понятиям».
Дух человечества — эволюционная тяга планеты. От его состояния зависит качество мировых процессов.
Ось современного мира — эгоцентризм духа, вокруг которого вращается технократическая цивилизация.
Масштаб и скорость ее материальной глобализации обратно пропорциональны происходящим в ней духовным процессам.
Этот дисбаланс между телом и душой планетарного духа есть болезнь мира, вызов, брошенный эго-духом эволюции человечества, его земному и космическому назначению.
Веление эволюции — овладеть человечеству абсолютным ресурсом жизни и создать новую ось социального
мира — культуру духа как творческое отражение божественности на земле.
Уважаемый читатель!
По соображениям дидактического характера я решил временно приостановить изложение энергетической природы духа и, логически забегая вперед, ввести Вас в понятие духа, как такового, в «я». Надеюсь, что этот психолого-педагогический замысел позже откроется Вам .
Постигнуть формулу собственно духа, или самосознания, нам поможет гениальный философ, о котором другой философский гений сказал: «Есть одна область, в которой он, без сомнения, представляет неподражаемый образец; я говорю о его литературном таланте, о его способности растолковывать... Не сомневайся, что если он сам что-нибудь понял, то он уже разъяснит тебе это до последних мелочей и не отстанет от тебя; он не только тебе скажет, что и как ты должен думать, что ты мог бы, но не должен при этом думать, и проявит при этом истинное самопожертвование и силу сопротивления скуке; это мастер слова и речи в высшей степени, мастер, умеющий добиться понимания со стороны всякого, за исключением тех, кто имеет несчастье не понимать длинных речей, как Сократ».
Почему автор, пишущий эти строки, не называет имена упомянутых здесь философов, спросит читатель? В ответ приведу следующие слова мудреца: «Мы не должны верить, основываясь только на авторитете наших наставников или учителей. Но мы должны верить, если писание, доктрина или сказанное подтверждаются нашим рассудком и сознанием… а затем действовать в соответствии с этим, и с усердием».
Прежде чем ты – позволь же мне всегда называть тебя этим дружественным «ты» – приступишь к чтению этого сочинения, заключим между собой предварительный уговор.
...Я обращаюсь не к твоей памяти, а к твоему рассудку: моя цель не та, чтобы ты себе отметил, что я сказал, а чтобы ты сам думал и притом – если небу будет угодно – думал именно так, как думал я. Если, таким образом, при чтении этих страниц с тобой случится то, что иногда случается с современными читателями, а именно, что ты будешь продолжать читать, не продолжая мыслить, что ты хотя и будешь воспринимать слова, но не будешь схватывать их смысла, то вернись обратно, удвой твое внимание и читай еще раз с того места, с которого твое внимание соскользнуло; или даже отложи на сегодня книгу в сторону и читай ее завтра со свежими умственными силами.
А теперь приступим к делу!
1
1) Ты, без сомнения, можешь мыслить: Я; и когда ты мыслишь это, то мысленно находишь свое сознание известным образом определенным...
2) Вместо этого определенного ты мог бы мыслить и что-нибудь другое, например, твой стол, твои стены, твои окна, и ты в самом деле мыслишь эти предметы, если я вызываю тебя на это... Поэтому в этом своем мышлении ты замечаешь деятельность и свободу в этом переходе от мышления Я к мышлению стола, стен и т.д...
Но если окажется, что ты при этом не будешь сознавать совсем никакой деятельности – в таком положении находятся некоторые известные философы нашего века,– то давай сейчас же разойдемся здесь с миром, ибо, начиная отсюда, ты не будешь и впредь понимать ни единого моего слова.
Я обращаюсь к тем, кто понимает меня в этом отношении. Ваше мышление есть действование, следовательно, ваше определенное мышление есть определенное действование...
3) И вот здесь, в частности, вы должны мыслить: Я. Так как это определенная мысль, то, согласно только что высказанным предложениям, она осуществляется через определенный способ действования в мышлении...
Так как ты, как вдумчивый читатель, разумеется, отдаешь себе отчет относительно деятельности в своем мышлении, то, когда ты мыслил свой стол или свою стену, ты был для себя мыслящим в этом мышлении; мыслимым же был для тебя не ты сам, а нечто от тебя отличное. Коротко говоря, во всех понятиях этого рода, как ты легко обнаружишь это в своем сознании, мыслящее и мыслимое отличны друг от друга. Когда же ты мыслишь себя, ты для себя не только мыслящее, но также и мыслимое; в этом случае мыслящее и мыслимое должны быть единым; твое действование в мышлении должно обращаться на тебя самого, на мыслящее.
Таким образом, понятие или мышление о Я состоит в действовании самого Я на себя; и, наоборот, подобное действование на самого себя дает мышление о Я и не дает абсолютно никакого другого мышления...
Поэтому оба понятия, понятие обращающегося на себя мышления и понятие Я, покрывают друг друга взаимно...
Здесь ты видишь вместе с тем, в каком смысле требуют от тебя мышления о Я. Ибо словесные обозначения побывали в руках у безмыслия и кое-что позаимствовали от присущей ему неопределенности; с их помощью нельзя вполне сговориться. Только через указание акта, благодаря которому возникает понятие, последнее вполне определяется. Делай то, что я тебе говорю, и ты будешь мыслить то, что я мыслю. Эта метода будет соблюдаться нами без изъятий в дальнейшем ходе нашего исследования...
Твое Я, как сказано, осуществляется исключительно через обращение твоего мышления на самого себя. В некотором маленьком уголке твоей души против этого заложено возражение, – либо такое: я должен мыслить, но прежде, чем я смогу мыслить, я должен быть; либо такое: я должен мыслить себя, обращаться на себя, но то, что должно мыслиться, то, на что должно обращаться, должно быть прежде, чем оно мыслится, и прежде, чем на него обращаются. В обоих случаях ты постулируешь некоторое независимое от мышления и от бытия в мышлении тебя самого и предпосылаемое ему наличное бытие тебя самого; в первом случае – как мыслящего, во втором – как подлежащего мышлению. При этом скажи-ка мне предварительно: кто же это такой, кто утверждает, что до твоего мышления ты должен существовать? Это, без сомнения, ты сам, и это твое утверждение, без сомнения, есть мышление; и как ты далее, кроме того, утверждаешь и под чем мы подписываемся обеими руками, необходимое, в этой связи навязывающееся тебе мышление. Но, вероятно, ты знаешь об этом предпосылаемом мышлении лишь настолько, насколько ты его мыслишь; и поэтому это существование Я также есть не более как положенность тебя самого через самого тебя. Таким образом, в этом указанном тобой факте содержится, если мы вникнем в него достаточно внимательно, не более как следующее: ты должен мысленно предпослать своему теперешнему дошедшему до ясного сознания самополаганию другое такое полагание, как происходящее без ясного сознания, к каковому теперешнее относится и коим оно обусловлено. Пока мы не покажем тебе плодотворного закона, по которому это так обстоит, чтобы тебе не сбиться вследствие этого с толку, довольствуйся пониманием того, что приведенный факт не выражает ничего, кроме того, что было указано.
2
Поднимемся на более высокую точку умозрения.
1) Мысли себя и подмечай, как ты это делаешь, – таково было мое первое требование. Ты должен был подмечать, чтобы понимать меня (ибо я говорил о чем-то таком, что могло быть только в тебе самом) и чтобы в твоем собственном сознании найти как истинное то, что я тебе говорил. Это внимание, направленное на нас самих в этом акте, было общее нам обоим субъективное. Твой образ действий в мышлении самого себя, который был не иным и у меня, был тем, что ты подмечал; он был предметом нашего исследования: общее нам обоим объективное.
Теперь же я говорю тебе: подмечай твое подмечание твоего самополагания; подмечай, что ты делаешь сам в только что приведенном исследовании и как это ты делаешь, чтобы подмечать самого себя. Сделай то, что доселе было субъективным, в свою очередь, объектом нового исследования, к которому мы теперь и приступаем.
2) Не так-то легко попасть в ту точку, в которой здесь для меня суть дела, но не попасть в нее – значит промахнуться окончательно, ибо на ней покоится все мое учение. Да позволит мне поэтому читатель направить его с помощью некоторого вступления и поставить его возможно ближе перед тем, что он должен наблюдать.
Когда ты имеешь сознание о каком-либо предмете – пусть это будет тот же предмет, находящаяся напротив стена – как ты только что сознался, ты имеешь сознание, собственно, о своем мышлении этой стены, и сознание стены возможно, лишь поскольку ты имеешь сознание о мышлении. Но, чтобы иметь в себе сознание о своем мышлении, ты должен иметь сознание о себе самом. Ты имеешь сознание о тебе самом, говоришь ты; следовательно, ты необходимо различаешь твое мыслящее Я от Я, мыслимого в мысли о нем. Но, чтобы это было возможно, мыслящее в этом мышлении должно опять-таки быть объектом некоторого высшего мышления, чтобы быть в состоянии сделаться объектом сознания; и ты получаешь вместе с тем нового субъекта, который опять-таки имеет сознание о том, что перед тем было самосознанием. Здесь я снова аргументирую так же, как и прежде; и раз мы начали умозаключать, следуя этому закону, ты никогда не сможешь указать мне такого места, где мы должны были бы остановиться; таким образом, для каждого сознания мы до бесконечности будем нуждаться в новом сознании, объектом коего служит первое, и, таким образом, мы никогда не придем к тому, чтобы быть в состоянии признать действительное сознание. Ты имеешь сознание о себе как сознаваемом исключительно, поскольку ты имеешь сознание о себе как о сознающем; но тогда сознающее опять-таки становится сознаваемым, и ты должен снова иметь сознание о сознающем это сознаваемое и так далее до бесконечности; и изволь-ка тут усмотреть, как дойти до некоторого первого сознания.
Короче говоря, таким способом безусловно нельзя объяснить сознание. Или иначе: каков был смысл только что приведенного рассуждения и собственная причина того, почему сознание было непостижимо на этом пути? Вот каков: всякий объект доходит до сознания исключительно при том условии, что я имею сознание о себе самом, сознающем субъект. Это положение неоспоримо. Но в этом своем самосознании, утверждалось далее, я сам для себя – объект, и для субъекта, соотносительного этому объекту, опять-таки имеет силу то, что имело силу для предыдущего; он становится объектом и нуждается в новом субъекте и так далее, до бесконечности. Следовательно, во всяком сознании субъект и объект были отделены друг от друга, и каждый рассматривался как нечто обособленное; это и было причиной того, что сознание оказывалось у нас непостижимым.
Но сознание как-никак существует; следовательно, то утверждение должно быть признано ложным. Оно ложно, это значит, его противоположность имеет силу; следовательно, имеет силу следующее положение: существует такое сознание, в котором совсем нельзя отделять субъективное и объективное, но где они составляют абсолютно одно и то же. Такое сознание было бы поэтому тем самым, в чем мы нуждаемся, чтобы объяснить сознание вообще. Не останавливаясь на этом долее, мы возвращаемся теперь без всякой предвзятости к нашему исследованию.
3) Когда ты мыслил, как мы от тебя требовали, то предметы, которые должны были находиться вне тебя, то себя самого, ты, без сомнения, знал, что ты мыслил и что именно и как ты мыслил; ибо об этом мы могли разговаривать друг с другом, как мы это делали выше.
Теперь, как ты пришел к этому сознанию своего мышления? Ты ответишь мне: я знал это непосредственно. Сознание моего мышления не есть для моего мышления нечто случайное, пристегнутое к нему и связанное с ним только впоследствии, а нечто от него неотделимое. Так ответишь ты и так должен будешь ответить, ибо ты никак не можешь представить себе свое мышление лишенным сознания о нем.
Итак, прежде всего мы нашли такое сознание, какое мы только что искали, сознание, в котором непосредственно соединены субъективное и объективное. Сознание o нашем собственном мышлении и есть это сознание. Итак, ты непосредственно сознаешь свое мышление; как представляешь ты себе это? Очевидно, не иначе, как следующим образом: твоя внутренняя деятельность, направленная на нечто вне ее лежащее (на объект мышления), протекает вместе с тем в ней самой и направлена на самое себя. Но, согласно вышесказанному, через возвращающуюся на себя деятельность у нас возникает Я. Поэтому ты имел в своем мышлении сознание о самом себе, и это самосознание и было именно этим непосредственным сознанием о твоем мышлении, все равно, мыслился ли какой-нибудь объект, или был мыслим ты сам. Следовательно, само-сознание – непосредственно; в нем субъективное и объективное неразрывно объединены и составляют абсолютно единое.
Такого рода непосредственное сознание обозначается научным термином «созерцание», и так намерены называть его и мы. Созерцание, о котором речь идет здесь, есть полагание себя как полагающего (нечто объективное, которым могу быть и я сам, как чистый объект) и отнюдь не чистое полагание; ибо через последнее мы попали бы в только что указанную невозможность объяснить сознание. Самое важное для меня – быть понятым относительно этой точки, которая составляет основание всей предположенной здесь к изложению системы, и убедить в нем.
Всякое возможное сознание, как объективное некоторого субъекта, предполагает непосредственное сознание, в котором субъективное и объективное суть безусловно одно и то же, иначе сознание абсолютно непостижимо. Беспрерывно будут искать связи между субъектом и объектом, и будут искать напрасно, если не постигнут их непосредственно в их первоначальном единстве. Поэтому всякая философия, исходящая не из той точки, в которой они объединены, необходимо поверхностна и неполна и не может объяснить того, что она должна объяснить, а потому совсем и не есть философия.
Это непосредственное сознание есть только что описанное созерцание Я; в нем Я полагает необходимо самого себя, и поэтому субъективное и объективное слиты в нем воедино. Всякое другое сознание прикреплено к этому и им опосредствовано; оно безусловно возможно и просто-напросто необходимо, если должно иметь место какое бы то ни было другое сознание. Я должно быть рассматриваемо не как чистый субъект, как его до сих пор почти везде рассматривали, а как субъект-объект в указанном смысле. Теперь речь идет здесь не об ином каком бытии Я, как о бытии его в описанном самосозерцании или, выражаясь еще точнее, о бытии самого этого созерцания. Я есмь это созерцание и абсолютно ничего более, и это созерцание само есть Я. Через это полагание самого себя отнюдь не должно быть произведено бытие Я как некоторой существующей независимо от сознания вещи в себе, каковое утверждение, без сомнения, было бы величайшей из нелепостей. Столь же мало этому созерцанию предпосылается независимое от сознания существование Я как (созерцающей) вещи; что, по моему мнению, было бы не меньшей нелепостью, несмотря на то что этого, конечно, не следовало бы говорить, так как известнейшие мудрецы нашего философского века держатся этого мнения. Такого рода существования, говорю я, не следует предполагать; ибо, так как вы не можете говорить ни о чем таком, о чем вы не имеете сознания, а все, о чем вы имеете сознание, обусловлено указанным самосознанием, то вы не можете допустить, чтобы нечто определенное, что вы сознаете, именно долженствующее быть независимым от всякого созерцания и мышления существование Я в свою очередь обусловливало указанное самосознание...
Это созерцание поэтому на случай, если должен существовать еще какой-нибудь другой род созерцания, с полным правом в отличие от последнего называется интеллектуальным созерцанием ...
3
...В представлении о каком-нибудь объекте или о самом себе ты находил себя деятельным. Заметь еще раз вполне чистосердечно, что происходило в тебе при представлении этой деятельности. Деятельность эта есть подвижность, внутреннее движение; дух приводит самого себя к абсолютно противоположному; это описание отнюдь не делает понятным непонятное, а только живее напоминает необходимо имеющееся у каждого созерцание. Но эта подвижность может быть созерцаема не иначе и не иначе созерцается, как в качестве высвобождения деятельной силы из некоторого покоя; и именно так ты и созерцал ее на самом деле, если только ты действительно выполнил то, чего мы от тебя требовали.
Согласно моему требованию ты мыслил свой стол, свою стену и т.д. и после того, как ты деятельно произвел в себе мысли об этих предметах, ты находился в состоянии спокойного, зафиксированного созерцания . Я говорил тебе: помысли теперь себя и заметь, что это мышление есть делание. Чтобы выполнить требуемое, ты должен был высвободиться из этого созерцательного покоя, из этой определенности твоего мышления и определить его иначе; и лишь поскольку ты подмечал это высвобождение и это изменение определенности, ты подмечал себя в качестве деятельного. Я ссылаюсь здесь исключительно на твое собственное внутреннее созерцание; я не могу навязать тебе извне доказательство того, что может находиться лишь в тебе самом.
Результат произведенного наблюдения был бы таков: деятельным находишь себя лишь поскольку противополагаешь этой деятельности покой (приостановку и неподвижное состояние внутренней силы). (Положение, которое мы приводим здесь только мимоходом, истинно также и в обращенном виде; нельзя иметь сознание о покое, не полагая некоторой деятельности. Деятельность – ничто без покоя и наоборот. Более того, это положение истинно в общем виде и в этой своей всеобщности будет выражено в следующих словах: всякое определение, каково бы оно ни было, производится через противоположение. Здесь же мы имеем в виду лишь данный единичный случай.
Какая же это особенная определенность твоего мышления непосредственно предшествовала в качестве покоя той деятельности, через которую ты мыслил самого себя, или, выражаясь точнее, была с ним непосредственно соединена, так что ты не мог воспринимать одно без другого? Я говорил тебе: мысли самого себя, чтобы обозначить действие, которое ты должен был выполнить, и ты тотчас понимал меня. Следовательно, ты знал, что значит Я. Но тебе не было надобности знать, и, по предположению, ты и не знал, что эта мысль осуществляется через обращение деятельности на самое себя, но еще впервые должен был этому научиться. Но вот Я, согласно вышесказанному, и есть не что иное, как обращающееся на самого себя действование, и обращающееся на само себя действование есть Я. Следовательно, как мог бы ты знать последнее, не зная деятельности, через которую оно осуществляется? Не иначе как следующим образом: когда ты понимал выражение Я, ты находил себя, т. е. свое действование, в качестве интеллигенции, определенным известным образом, однако не познавая это определенное именно как действование. Ты познавал его только как определенность или как покой, не зная собственно и не исследуя, откуда происходит эта определенность твоего сознания; короче, когда ты меня понимал, эта определенность была непосредственно налицо. Потому-то ты и понимал меня и мог придать своей деятельности, вызванной мною, целесообразное направление. Определенность твоего мышления через мышление тебя самого таким образом было и необходимо должно было быть тем покоем, от которого ты переходил к деятельности.
Или, чтобы сделать вопрос еще более ясным: – когда я тебе говорил: мысли себя, и ты понимал последнее слово, ты выполнял в самом акте понимания обращающуюся на себя деятельность, через которую осуществляется мысль о Я, только не зная о том, потому что ты не обращал на это особенного внимания; и то, что ты преднаходил в своем сознании, потому-то и происходило в тебе. Подмечай, как ты это делаешь, говорил я тебе далее; и ты выполняешь теперь ту же самую деятельность, которую ты уже раньше выполнял, но только напрягая внимание и отдавая себе отчет.
Внутреннюю деятельность, взятую в ее покое, называют обыкновенно понятием. Следовательно, то, что было необходимо соединено с созерцанием Я и без чего оставалось невозможным сознание, было понятие Я; ибо понятие впервые завершает и постигает сознание.
Понятие повсюду есть не что иное, как самая деятельность созерцания, только понятая не в качестве подвижности, а в качестве покоя и определенности; и так обстоит дело и с понятием Я. Обращающаяся на себя деятельность, взятая в качестве неизменной и устойчивой, через что, следовательно, и Я как деятельное, и Я как объект моей деятельности совпадают друг с другом, есть понятие Я.
|
Культура
здоровой
жизни - 6, 2014 |
КЗЖ - 4, 2014 |
КЗЖ - 1, 2014 |
КЗЖ - 4, 2013 |
КЗЖ - 3, 2013 |
КЗЖ - 5, 2012 |
КЗЖ - 3, 2012 |
КЗЖ - 1, 2012 |
КЗЖ - 6, 2011 |
КЗЖ - 4, 2011 |
КЗЖ - 2, 2011 |
КЗЖ - 1, 2011 |
КЗЖ - 3, 2010 |
КЗЖ - 2, 2010 |
КЗЖ - 1, 2010 |
КЗЖ - 2, 2009 |
КЗЖ - 1, 2009 |
КЗЖ - 3, 2008 |
КЗЖ - 1, 2008 |
КЗЖ - 4, 2007 |
КЗЖ - 4, 2006 |
КЗЖ - 2, 2006 |
|
|