В.И. Мурашов

       Дух человечества — эволюционная тяга планеты. От его состояния зависит качество мировых процессов.
      Ось современного мира — эгоцентризм духа, вокруг которого вращается технократическая цивилизация.
Масштаб и скорость ее материальной глобализации обратно пропорциональны происходящим в ней духовным процессам.
      Этот дисбаланс между телом и душой планетарного духа есть болезнь мира, вызов, брошенный эго-духом эволюции человечества, его земному и космическому назначению.
      Веление эволюции — овладеть человечеству абсолютным ресурсом жизни и создать новую ось социального
мира — культуру духа как творческое отражение божественности на земле.

Ува­жа­е­мый чи­та­тель! В пред­ыду­щей пу­бли­ка­ции мы рас­смо­тре­ли по­ня­тие «Я», шаг­нув тем са­мым на оче­ред­ную сту­пень ло­ги­че­ской куль­ту­ры ду­ха. В этом вы­пу­ске жур­на­ла тот же фи­ло­соф поз­на­ко­мит нас с до­сто­ин­ством «Я» – са­мос­оз­на­тель­ной сущ­но­стью че­ло­ве­ка.

Фи­ло­со­фия учит нас все оты­ски­вать в Я. Впер­вые че­рез Я вхо­дят по­ря­док и гар­мо­ния в мер­твую и бес­фор­мен­ную мас­су. Един­ствен­но че­рез че­ло­ве­ка рас­про­стра­ня­ет­ся гос­под­ство пра­вил во­круг не­го до гра­ниц его на­блю­де­ния, и нас­коль­ко он про­дви­га­ет даль­ше это по­след­нее, тем са­мым про­дви­га­ют­ся даль­ше по­ря­док и гар­мо­ния. Его на­блю­де­ние ука­зы­ва­ет в бес­ко­неч­ном мно­го­об­ра­зии каж­до­му свое ме­сто, что­бы нич­то не вы­те­сня­ло дру­гое, оно вно­сит един­ство в бес­ко­неч­ное раз­но­об­ра­зие. Че­рез не­го дер­жат­ся вме­сте ми­ро­вые те­ла и ста­но­вят­ся еди­ным ор­га­ни­зо­ван­ным те­лом, че­рез не­го вра­ща­ют­ся све­ти­ла по ука­зан­ным им пу­тям. Че­рез Я утвер­жда­ет­ся огром­ная лест­ни­ца сту­пе­ней от ли­шая до се­ра­фи­ма, в нем – си­сте­ма все­го ми­ра ду­хов, и че­ло­век име­ет пра­во ожи­дать, что закон, ко­то­рый он да­ет се­бе и это­му ми­ру, дол­жен иметь си­лу для не­го; он име­ет пра­во ждать его об­ще­го приз­на­ния в бу­ду­щем. В Я ле­жит вер­ное ру­ча­тель­ство, что от не­го бу­дут рас­про­стра­нять­ся в бес­ко­неч­ность по­ря­док и гар­мо­ния там, где их еще нет, что од­но­вре­мен­но с по­дви­гаю­щей­ся впе­ред куль­ту­рой че­ло­ве­ка бу­дет дви­гать­ся и куль­ту­ра все­лен­ной. Все, что те­перь еще бес­фор­мен­но и бес­по­ря­доч­но, раз­ре­шит­ся че­рез че­ло­ве­ка в пре­крас­ней­ший по­ря­док, а то, что те­перь уже гар­мо­нич­но, бу­дет, со­глас­но за­ко­нам, до­се­ле еще не ра­зви­тым, ста­но­вить­ся все гар­мо­нич­нее. Че­ло­век бу­дет вно­сить по­ря­док в ха­ос и план в об­щее раз­ру­ше­ние, че­рез не­го сам­ое тле­ние бу­дет стро­ить и смерть бу­дет при­зы­вать к но­вой пре­крас­ной жиз­ни.
Та­ков че­ло­век, если мы рас­сма­три­ва­ем его толь­ко как на­блю­даю­щий ум; что же он есть, если мы мы­слим его как прак­ти­че­ски дея­тель­ную спо­соб­ность?
Он вкла­ды­ва­ет не толь­ко необхо­ди­мый по­ря­док в ве­щи, он да­ет им так­же и тот, ко­то­рый он про­из­воль­но вы­брал; там, где он всту­па­ет, про­буж­да­ет­ся при­ро­да; под его взгля­дом го­то­вит­ся она по­лу­чить от не­го но­вое, бо­лее пре­крас­ное соз­да­ние. Уже его те­ло есть сам­ое оду­хо­тво­рен­ное, что толь­ко мо­гло об­ра­зо­вать­ся из окру­жа­ю­щей его ма­те­рии; в его ат­мо­сфе­ре воз­дух ста­но­вит­ся лег­че, кли­мат мяг­че и при­ро­да про­ясня­ет­ся в на­деж­де пре­вра­тить­ся че­рез не­го в жи­ли­ще и хра­ни­тель­ни­цу жи­вых су­ществ. Че­ло­век пред­пи­сы­ва­ет сы­ро­му ве­ще­ству ор­га­ни­зо­вать­ся по его иде­а­лу и пре­до­ста­вить ему ма­те­ри­ал, в ко­то­ром он нуж­да­ет­ся. Для не­го вы­ра­ста­ет то, что ра­нь­ше бы­ло хо­лод­ным и мер­твым, в пи­таю­щее зер­но, в ос­ве­жаю­щий плод, в ожи­вляю­щую ви­но­град­ную ло­зу; и ве­ще­ство вы­ра­стет для не­го во что-ни­будь дру­гое, как ско­ро он пред­пи­шет ему ина­че. Во­круг не­го обла­го­ра­жи­ва­ют­ся жи­вот­ные, они отре­ша­ют­ся под его ос­мы­слен­ным взгля­дом от сво­ей ди­ко­сти и по­лу­ча­ют бо­лее здо­ро­вую пи­щу из рук свое­го по­ве­ли­те­ля, за ко­то­рую они ему воз­да­ют доб­ро­воль­ным по­слу­ша­ни­ем.
Бо­лее то­го, во­круг че­ло­ве­ка обла­го­ра­жи­ва­ют­ся ду­ши; чем боль­ше кто-ли­бо – че­ло­век, тем глуб­же и ши­ре дей­ству­ет он на лю­дей, и то, что но­сит ис­тин­ную пе­чать че­ло­веч­но­сти, бу­дет всег­да оце­не­но че­ло­ве­че­ством, каж­до­му чи­сто­му про­явле­нию гу­ман­но­сти от­кры­ва­ет­ся каж­дый че­ло­ве­че­ский дух и каж­дое че­ло­ве­че­ское серд­це. Во­круг вы­сше­го че­ло­ве­ка лю­ди об­ра­зу­ют сре­ду, в ко­то­рой при­бли­жа­ет­ся боль­ше все­го к цен­траль­ной точ­ке тот, кто от­ли­ча­ет­ся на­и­боль­шей гу­ман­но­стью.
Че­ло­ве­че­ские ду­ши стре­мят­ся и уси­ли­ва­ют­ся объе­ди­нить­ся и об­ра­зо­вать один дух во мно­гих те­лах. Все суть один рас­су­док и од­на во­ля и уча­ству­ют тог­да как со­труд­ни­ки в ве­ли­ком един­ствен­но воз­мож­ном пла­не че­ло­ве­че­ства. Вы­сший че­ло­век с си­лою по­дъе­млет свой век на бо­лее вы­со­кую сту­пень че­ло­ве­че­ства; оно огля­ды­ва­ет­ся на­зад и изу­мля­ет­ся той про­па­сти, че­рез ко­то­рую оно пе­ре­не­слось; дес­ни­цей ве­ли­ка­на вы­хва­ты­ва­ет вы­сший че­ло­век из ле­то­пи­си ро­да че­ло­ве­че­ско­го все то, что он мо­жет схва­тить.
Раз­бей­те ту хи­жи­ну из пра­ха зем­но­го, в ко­то­рой он жи­вет! Он по сво­е­му су­ще­ство­ва­нию бе­зу­слов­но не­за­ви­сим от все­го, что вне его; он есть толь­ко че­рез се­бя са­мо­го; и уже в хи­жи­не из пра­ха он име­ет чув­ство это­го су­ще­ство­ва­ния; в мо­мен­ты свое­го по­дъе­ма, ког­да вре­мя и про­стран­ство и все, что не есть он сам, ис­че­за­ет для не­го, ког­да его дух мо­гу­ще­ствен­но от­де­ля­ет­ся от те­ла и за­тем опять доб­ро­воль­но воз­вра­ща­ет­ся в не­го, да­бы пре­сле­до­вать цель, ко­то­рую он толь­ко че­рез те­ло мо­жет вы­пол­нить. Раз­де­ли­те две по­след­ние, со­сед­ние пы­лин­ки, ко­то­рые те­перь его окру­жа­ют, он все же бу­дет су­ще­ство­вать и су­ще­ство­вать он бу­дет, по­то­му что он это­го за­хо­чет. Он ве­чен че­рез се­бя са­мо­го и соб­ствен­ной си­лой.
Стес­няй­те, рас­страи­вай­те его пла­ны! Вы мо­же­те за­дер­жать их, но что зна­чит ты­ся­ча и па­ки ты­ся­ча лет в ле­то­пи­си че­ло­ве­че­ства? То же, что лег­кий утрен­ний сон при про­буж­де­нии. Вы­сший че­ло­век пре­бы­ва­ет и про­дол­жа­ет дей­ство­вать; и то, что ка­жет­ся вам ис­чез­но­ве­ни­ем, есть толь­ко рас­ши­ре­ние его сфе­ры; что вам ка­жет­ся смертью, есть его зре­лость для вы­сшей жиз­ни. Кра­ски его пла­нов и внеш­ние фор­мы их мо­гут для не­го ис­чез­нуть, план же его оста­нет­ся тот же; в каж­дый мо­мент его су­ще­ство­ва­ния он вы­хва­ты­ва­ет и вво­дит в свой круг дей­ствия что-ли­бо но­вое из вне­шней сре­ды и не пе­ре­ста­ет вы­хва­ты­вать, до­коль не по­гло­тит все­го в этом кру­ге, до­коль вся ма­те­рия не бу­дет но­сить пе­ча­ти его дей­ствия и все ду­хи не об­ра­зу­ют еди­ный дух с его ду­хом.
Та­ков че­ло­век; та­ков каж­дый, кто мо­жет сам­ому се­бе ска­зать: Я – че­ло­век. Не дол­жен ли он ис­пы­ты­вать свя­щен­но­го бла­го­го­ве­ния пе­ред са­мим со­бой, тре­пе­тать и со­дро­гать­ся пе­ред соб­ствен­ным своим ве­ли­чи­ем. Та­ков каж­дый, кто мо­жет мне ска­зать: Я ес­мь. Где бы ты ни жил, ты, что но­сишь че­ло­ве­че­ский об­раз, при­бли­жа­ешь­ся ли ты к жи­вот­ным, под па­лкой по­гон­щи­ка са­жая са­хар­ный трост­ник, или гре­ешь­ся ты на бе­ре­гах Огнен­ной Зе­мли у огня, ко­то­рый не сам ты за­жег, по­ка он не по­гас­нет и толь­ко пла­чешь, что он не хо­чет сам се­бя под­дер­жи­вать, яв­ля­ешь­ся ли ты мне са­мым жал­ким и от­вра­ти­тель­ным зло­де­ем, все-та­ки ты – то же, что и я, ибо ты мо­жешь ска­зать мне: Я ес­мь. Ты все же мой то­ва­рищ, мой брат. О, я стоял, ко­неч­но, ког­да-то на той же сту­пе­ни че­ло­ве­че­ства, на ко­то­рой сто­ишь ты те­перь, ибо это есть од­на из сту­пе­ней че­ло­ве­че­ства и на этой лест­ни­це нет скач­ков; быть мо­жет, я стоял на ней без спо­соб­но­сти яс­но­го соз­на­ния; быть мо­жет, я так бы­стро и то­ро­пли­во над ней под­нял­ся, что не имел вре­ме­ни во­зве­сти в соз­на­ние мое со­стоя­ние; но я, ра­зу­ме­ет­ся, стоял не­ког­да там, и ты бу­дешь не­из­беж­но там, где я те­перь, и про­дол­жит­ся ли это мил­лио­ны и мил­лион раз мил­лио­ны лет – что есть вре­мя? ты не­из­беж­но бу­дешь стоять ког­да-ни­будь на той же сту­пе­ни, на ко­то­рой я те­перь стою; ты бу­дешь стоять на той сту­пе­ни, на ко­то­рой я мо­гу на те­бя и ты на ме­ня мо­жешь воз­дей­ство­вать. Ты так­же бу­дешь ког­да-ни­будь во­вле­чен в мой круг, и во­вле­чешь ме­ня в твой; я приз­наю те­бя так­же ког­да-ни­будь как со­труд­ни­ка в мо­ем ве­ли­ком пла­не. Для ме­ня, ко­то­рый ес­мь Я – та­ков каж­дый, ко­то­рый есть Я. Как же мне не со­дро­гать­ся пе­ред ве­ли­чи­ем че­ло­ве­че­ско­го об­ра­за и пе­ред Бо­же­ством, ко­то­рое, быть мо­жет, и в та­ин­ствен­ном сум­ра­ке, но од­на­ко же не­из­беж­но жи­вет в хра­ме, но­ся­щем пе­чать это­го об­ра­за.
Зе­мля и не­бо, вре­мя и про­стран­ство и все гра­ни­цы чув­ствен­но­сти ис­че­за­ют для ме­ня при этой мы­сли; как же не ис­чез­нет для ме­ня и ин­ди­вид? К не­му я не при­ве­ду вас об­рат­но!